Картины 1917 года. Дорога в Харьков. (Из воспоминаний генерала Штейфона)шт

...Еле втиснулся в набитый до предела грязный вагон. В купе, в котором я оказался, были уже две дамы и около десятка солдат ультра-«товарищеского» вида. Меня они впустили довольно спокойно, но затем каждого нового пассажира встречали криками, руганью, а более настойчивых и пинками. Со мной они были довольно сдержаны и даже вежливы. Их любезность и внимание ко мне я воспринимал холодно. В душе клокотала звериная ненависть…
Ночью, когда все уснули, я случайно уловил разговор одного из «товарищей» с дамой. Он шепотом говорил о каких-то семейных делах, называл ее по имени и на «ты». Доверчиво и так же тихо дама ему отвечала. Я понял, что это ехала компания переодетых офицеров с женами. Компания, заранее сговорившаяся и игравшая роль солдат, возвращавшихся с фронта. Роль, в те времена наиболее выигрышная и гарантировавшая полную свободу действий. Я не подал виду, что угадал истину, но в душе был рад таким соседям.
При первой же проверке документов они узнали, что я полковник, начальник штаба и всячески старались мне услужить: дали удобное место, принесли хлеб, кипяток. Помню, как один из моих спутников, по виду подпоручик, был особенно услужлив, но когда называл меня «товарищ полковник», в его глазах мелькали лукавые огоньки. Чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не рассмеяться.
Путь от Москвы до Харькова утомительный, долгий, но благополучный. Только в Белгороде, на границе Украины, вошли в купе железнодорожные чекисты и потребовали сдать оружие, у кого оно имеется, выразительно добавив: «кто не сдаст добровольно, будет предан революционному суду!». Мои спутники немедленно стали браниться, кричать, что оружие им надоело и на фронте и их оставили в покое. Лично у меня был карманный револьвер. Я имел его много лет и не хотел отдавать свое оружие большевикам. Еще когда чекисты обыскивали соседние купе, я, не скрываясь от своих соседей, вынул револьвер из кармана и сунул его на спину, за пояс. Затем откинулся на спинку сиденья. Чекисты просматривали мои документы и спросили, есть ли у меня оружие. Лгать, даже большевикам, не позволяло чувство собственного достоинства. Я ответил неопределенным жестом. Они похлопали по моим карманам и ушли. Револьвер был спасен. Этот незначительный эпизод запал мне в душу и несомненно явился своего рода психологическим возбудителем. Я убедился, что хладнокровие и дерзание – лучший способ обращения с большевиками...