понедельник, 19 мая 2014 г.
воскресенье, 20 апреля 2014 г.
понедельник, 13 февраля 2012 г.
ЧУГУЕВСКОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ
суббота, 11 февраля 2012 г.
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
В нынешнем году исполняется 140 лет со дня рождения Василия Николаевича Болдырева – известного на весь мир гастроэнтеролога и физиолога, одного из лучших учеников легендарного академика Павлова. Интересно, что карьера будущего светила медицинской науки начиналась в Чугуеве, в расположенном здесь юнкерском пехотном училище. Более того, именно во время учебы в нем произошло событие, ставшее поворотной точкой в жизни Василия Николаевича и определившей всю его дальнейшую судьбу. Событием этим явился случай. Несчастный.
Почему уроженец города Воронежа, купеческий сын, окончивший 6 классов классической гимназии, Вася Болдырев выбрал местом своей учебы Чугуев, мы можем только догадываться. Умом его Бог не обделил, со средствами тоже было все в порядке. И если уж юношу так влекла военная служба, то он вполне мог рассчитывать на поступление не провинциальное юнкерское, а в столичное военное училище. Но Василий решает по-своему. Поступает вольноопределяющимся в пехотный полк и через год сдает экзамены в Чугуевское пехотное юнкерское училище. Сделать это было несложно. Сложнее оказалось учиться. И вовсе не из-за трудной программы или высоких требований. Скорее наоборот.
«Смелость, бойкость и красноречие считались главными залогами успеха, – вспоминал Василий Николаевич много лет спустя. – А так как большинство кандидатов были круглыми невеждами, удаленными из самых первых классов гимназий и других подобных учебных заведений, и кроме того большинство питало отвращение к книгами и ученью, то на экзаменах приходилось слышать такие бессмысленные и нелепые ответы, что и представить себе невозможно».
Зато мы можем представить себе ужас начитанного отличника Васи, когда на экзамене по истории вольноопределяющиеся рассказывали, например, что «Петр Великий, заключив союз с Юлием Цезарем, взял приступом город Византию, сжег его до основания и прибил свой щит к вратам Царьграда, или что «Чингисхан, государь немецкой земли, предпринял крестовый поход против России, основал город Киев и привел весь русский народ к христианству». На экзамене по географии «сообщения вроде того, что Волга впадает в Великий океан, а Кавказские годы лежат около Петербурга, отнюдь не были редкостью». Наконец, на экзамене по русскому языку и словесности можно было услышать, что «Пушкин и Державин – современные нам писатели и благополучно проживают в Москве, а Гоголь – известный французский поэт, бывший неразлучным другом другого французского же поэта – Гете».
Точный процент авторов таких «откровений», попавших в училище вместе с Болдыревым, мы не знаем, но наверняка процент этот был высоким. Ибо, по горькому признанию Василия Николаевича, «в юнкерской среде господствовал не только консервативный дух, но царили явно ретроградные, крепостнические настроения. Упразднение всех наук и искусств, закрытие университетов и чуть не гимназий, возвращение к самой свирепой реакции времен императора Николая I огромное большинство нас приветствовало бы с явной и искренней радостью».
Враги просвещения встречались и среди преподавателей. Некоторые из них смотрели на чересчур образованных и любознательных юнкеров с нескрываемой подозрительностью. А начальник училища Арцышевский, по юнкерскому прозвищу Сыч, однажды даже пообещал будущему доктору медицины «вырвать нос» за любовь к книгам.
Нос, вопреки обещаниям начальника, остался на месте, хотя любить книги Василий не перестал. Пострадала другая часть его тела, и вовсе не из-за книг.
«Кончились мои зимние каникулы и я собирался возвращаться в училище. Укладывал свой дорожный багаж. У нас были гости, все чувствовали себя весело…
Собирая свои вещи, я принес маленький заряженный револьвер, выписанный когда-то дядей Иваном из Америки. Вдруг меня кто-то спешно позвал в общий кружок, где были мои сестры с матерью и некоторые знакомые. Тогда я положил на комод на минутку револьвер, бывший у меня в руках, сказав: «Господа, не трогайте револьвера, он заряжен», и подошел к кружку, откуда кто-то меня позвал.
В ту же минуту раздался выстрел и лампа (было часов 11 вечера) сразу погасла – ее пламя задуло потоком воздуха от выстрела. Мы все очутились в полной темноте и не знали, задет ли кто пулей, или нет…
Когда вновь зажгли огонь и увидали, что все стоят на ногах и лишь напуганы, то мы начали успокаиваться. Однако через несколько секунд кто-то заметил на полу кровавые пятна и увидел, что кровь бежала струей из моей опущенной левой руки.
Однако я не чувствовал ни боли, ни даже теплой крови. Подняв руку, я увидел, что из тыла кисти бежала алая струйка… Оказалось, что пуля застряла в пястных костях.
Тут же заметили, что сестра Варя держала в руках еще дымившийся револьвер. Она объяснила, что не слышала моего предупреждения и вошла в комнату позже. Так как она была довольно легкомысленна и избалована, да и молода (всего 20 лет), то не привыкла долго размышлять и сдерживать свои желания. Увидела револьвер и, не думая о последствиях, просто взяла его в руку и, вытянув, нажала на собачку. Конечно, тотчас же произошел выстрел, ранивший меня и переменивший всю мою дальнейшую жизненную дорогу…».
«Чувствуя себя инвалидом, неспособным к строевой службе, я решил уйти в отставку, хотя мое юнкерское училищное начальство усиленно советовало мне готовиться в одну из военных академий, пророча мне блестящую военную карьеру, - вспоминал профессор. - Я терпеть не мог медицины, и меня прямо мутило при мысли, что я когда-либо окажусь в положении врача, но доктор… убедил меня поступить в Военно-Медицинскую Академию. «Окончив Академию, - говорил он, - Вы можете избрать своей специальностью какую-либо теоретическую науку…».
И Болдырев последовал совету мудрого доктора. О чем впоследствии не сожалел. Пройдя за 9 месяцев 7 и 8 класс гимназии, чтобы получить аттестат зрелости, через год после отъезда из Чугуева он поступил в Военно-Медицинскую Академию в Санкт-Петербурге. Еще через пять – окончил ее с отличием и начал службу земским врачом в Закавказье. Через десять лет после рокового выстрела Василий Николаевич вернулся в Санкт-Петербург и начал работать в Факультетской терапевтической клинике Женского медицинского института. В том же году был приглашен Иваном Петровичем Павловым в Физиологический отдел Института экспериментальной медицины, где с 1902 по 1905 год под руководством Павлова провел серию экспериментальных исследований в области физиологии пищеварения. В 1904 году за исследование функций главных пищеварительных желез Павлов стал первым российским Нобелевским лауреатом, а Болдырев получил степень доктора медицины.
В то время, когда бывшие однокурсники Болдырева по Чугуевскому пехотному юнкерскому училищу ходили в младших офицерских чинах, тянули лямку службы в отдаленных гарнизонах или погибали в боях русско-японской войны, молодой доктор блистал успехами на научной ниве. 1904 год – специальная премия имени Покровского за работу по дифтерии и стрептококковым заболеваниям, 1905 – премия имени Павлова за исследование «Психическое возбуждение слюнных желез», 1905 – назначение приват-доцентом кафедры физиологии Военно-медицинской академии, 1907 – преподавание курса физиологии на Женских Стебутовских сельскохозяйственных курсах, 1912 - избрание профессором кафедры фармакологии Казанского университета… Научные командировки в Брюссель, Краков, Париж, Берлин, работа в лаборатории Нобелевского лауреата Эмиля Фишера…
Помимо гастроэнтерологии, в круг научных интересов Болдырева входили фармакология и токсикология. По фармакологии он даже опубликовал несколько учебников для студентов. А благодаря познаниям в токсикологии в годы Первой мировой войны стал работать консультантом по защите от отравляющих газов в Российском отделении Красного Креста. Он изучал механизм токсического действия газов и обосновывал меры первой помощи отравленным. В качестве старшего врача военно-санитарного поезда объезжал фронты действующей армии. Лично обучал офицеров и солдат мерам защиты и первой помощи при отравлении. Книги Болдырева о защите от удушливых газов с грифом «Секретно» неоднократно переиздавались. В 1916 году по линии Красного Креста Болдырев выехал за границу, продолжив работу в союзных Англии и Франции. Это его и спасло…
Во благо Америки
Живя в эмиграции, Василий Николаевич поддерживал хорошие отношения с Павловым и его учениками. В 1923 году Павлов приезжал в Баттл-Крик, после чего написал в письме к жене: «Болдырев с целой своей семьей живет здесь вполне хорошо, имея специально для него построенную лабораторию. Житье здесь прямо чудное».
Поддерживал профессор связь и со своими однокашниками по Чугуевскому юнкерскому училищу – эмигрантами, создавшими в Югославии Объединение бывших юнкеров и преподавателей училища. В 1932 году он приезжал в Белград и участвовал в собрании Объединения, на котором был единогласно избран почетным членом организации. Чугуевцы чествовали Болдырева торжественным ужином, а Василий Николаевич внес в кассу взаимопомощи Объединения 100 долларов – сумму немалую даже для зажиточного американца во времена Великой депрессии. По просьбе однокашников Болдырев написал обширные воспоминания о своей учебе в Чугуеве. Рукопись их я нашел в Государственном Архиве Российской Федерации. А вот сделанное в Белграде общее памятное фото найти пока что не удалось…
Скончался Василий Николаевич Болдырев в 1946 году. Его сын, Алексей Болдырев, пошел по стопам отца и стал выдающимся ученым в области химии, математики и инженерных наук. Трудился в ведущих университетах США, в годы Второй мировой войны служил в американских ВВС, затем был военным советником в странах Тихоокеанского региона, работал в Пентагоне экспертом-аналитиком оружейных и инженерных систем, преподавал в Калифорнийском университете. Науке посвятили себя и несколько внуков бывшего чугуевского юнкера. С одним из них, профессором биологии колледжа в Огайо Романом Болдыревым мы подружились недавно в Фейсбуке…